— У меня не будет ребенка.
Шут бросил на меня скептический взгляд.
— А, — сказал он с фальшивой сердечностью, — тогда это, должно быть, Кетриккен.
— Должно быть, — согласился я, но мое сердце упало.
Если Кетриккен беременна, у нее нет никакой причины скрывать это. А у Молли есть. Я не видел Молли несколько ночей. Может быть, у нее есть для меня новости. Я почувствовал головокружение, но взял себя в руки и глубоко вздохнул.
— Сними рубашку, — сказал я шуту, — посмотрим твою грудь.
— Я осматривал ее, спасибо, и, уверяю тебя, там все в порядке. Они накинули мешок мне на голову — думаю, для того, чтобы удобнее было целиться. Они очень старались бить только по нему.
От зверства, учиненного над ним, мне стало так больно, что я долго молчал.
— Кто? — выговорил я наконец. — Ты видел?
— С мешком на голове? Оставь. Разве можно видеть что-нибудь сквозь мешок?
— Нет. Но у тебя могут быть подозрения.
Он недоверчиво покачал головой.
— Если ты до сих пор не понял, какие это подозрения, значит, это у тебя мешок на голове. Но я могу прорезать тебе дырочку. «Мы знаем, что ты изменяешь королю и шпионишь для Верити-претендента. Не посылай ему больше сообщений, потому что, если ты это сделаешь, мы узнаем об этом». — Он отвернулся и уставился в огонь, быстро раскачивая ногами — тук, тук, тук — о мой сундук с одеждой.
— Верити-претендент? — спросил я оскорбленно.
— Не мои слова. Их, — подчеркнул он.
Я подавил свою ярость и попытался подумать.
— Почему они заподозрили, что ты шпионишь для Верити? Ты посылал ему сообщения?
— У меня есть король. Он не всегда помнит, что он мой король. Ты должен искать своего короля — я уверен, что ты так и делаешь.
— А что будешь делать ты?
— То, что делал всегда. А что я еще могу? Я не могу прекратить делать то, что они потребовали прекратить, потому что никогда и не начинал.
От подкравшейся уверенности дрожь пробежала у меня по спине.
— А если они снова будут действовать?
Шут безжизненно засмеялся.
— Нет никакого смысла беспокоиться об этом, потому что я не могу ничего предотвратить. Это не значит, что я к этому стремлюсь. Это, — сказал он, сделав слабый жест в сторону своего лица, — это заживет. То, что они сделали с моей комнатой, — нет. Мне придется неделями разбираться в этом хаосе.
Мое сердце сжалось при этих словах, ужасная пустота наполнила меня. Один раз я был в комнате шута, на верхнем этаже башни. Мне пришлось долго подниматься по заброшенной лестнице, полной многолетней пыли и беспорядка, в комнату, которая представляла из себя сад чудес. Я подумал о ярких рыбках, плавающих в толстых горшках, о садах мха в широких сосудах, о крошечном фарфоровом младенце, за которым так бережно ухаживали в его колыбели. Я закрыл глаза, когда шут добавил, глядя в огонь:
— Они действовали очень тщательно. Какая глупость думать, что в этом мире существует хоть одно безопасное место.
Если не считать его языка, шут был человеком беззащитным, единственным стремлением которого было служить своему королю. И спасти мир. Тем не менее кто-то разрушил его мир. Хуже всего было то, что, как я думал, избиение, которому его подвергли, было вызвано чем-то, что сделал я.
— Я мог бы помочь тебе привести это все в порядок, — предложил я тихо.
Шут дважды быстро мотнул головой.
— Не думаю, — сказал он, а потом добавил нормальным голосом: — Я не хотел тебя обидеть.
— Я и не обиделся.
Я сложил очищающие травы, горшочек с мазью и оставшиеся тряпки. Шут соскочил с сундука и, когда я предложил ему все собранное, мрачно принял это у меня. Он пошел к двери, двигаясь скованно, несмотря на уверения, что нападавшие повредили только его лицо. У двери он обернулся.
— Когда узнаешь точно, скажешь мне? — Он многозначительно помолчал, потом добавил упавшим голосом: — В конце концов, если они сделали такое с королевским шутом, что они могут сделать с женщиной, которая вынашивает наследника будущего короля?
— Они не посмеют, — сказал я свирепо.
Шут презрительно фыркнул:
— Не посмеют? Я уже не знаю, что они могут посметь или не посметь. Так же как и ты. Я бы на твоем месте придумал более надежный способ закрывать свою дверь, если не хочешь обнаружить и свою голову в мешке. — Он улыбнулся, но эта улыбка не была даже тенью его обычной насмешливой гримасы.
Шут выскользнул прочь из комнаты.
Я закрыл за ним дверь на засов. Потом прислонился к ней спиной и вздохнул.
— Это все прекрасно для всех остальных, Верити, — вслух сказал я безмолвной комнате, — но что до меня, то я думаю, что вам следовало бы повернуть прямо сейчас и ехать домой. Наступает нечто большее, чем красные корабли, и я как-то сомневаюсь, что Элдерлинги смогут чем-нибудь помочь в борьбе с тем, с чем мы скоро столкнемся.
Я ждал, надеясь получить какой-нибудь знак того, что он слышал или согласен со мной. Ничего не было. Разочарование кипело во мне. Я редко твердо знал, когда Верити чувствует меня, и никогда не был уверен, ощущает ли он те мысли, которые я хочу послать ему. Я снова удивился, почему он не отдает распоряжения Сирен. Все лето он связывался с нею при помощи Силы. Почему он молчит теперь? Может быть, он уже посылал ей сообщения, а она это скрыла? Или передала их Регалу? Я обдумал это. Возможно, синяки на лице шута отражали беспокойство Регала, обнаружившего, что Верити знает о том, что происходит в его отсутствие. Почему он выбрал шута в качестве козла отпущения — можно было только догадываться. Вероятно, он просто использовал его, чтобы дать выход своей ярости. Шут никогда не упускал случая оскорбить Регала. Или любого другого.
Позже в эту ночь я пошел к Молли. Это было опасное время, потому что замок гудел от множества гостей и слуг, которые о них заботились. Но моя тревога гнала меня вперед. Когда я постучал, Молли спросила через дверь:
— Кто там?
— Это я, — ответил я удивленно.
Раньше она никогда не спрашивала.
— О, — отозвалась она и открыла дверь.
Я проскользнул внутрь и запер ее за собой, а Молли прошла к очагу. Она склонилась к огню и подбавила дров, которые были совершенно не нужны. На меня она не смотрела. На ней было синее платье служанки, волосы все еще уложены в прическу. Каждая линия ее тела предостерегала меня. Я снова попал в беду.
— Мне жаль, что я не бывал здесь последнее время.
— Как и мне, — коротко сказала Молли.
Она была не очень-то расположена к приятной беседе.
— Произошло много всякого, и я был очень занят.
— Чем?
Я вздохнул. Знал, к чему идет разговор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});